Клад… или что-то иное
На царском струге не слышно песен гребцов. Только Волга плеснет тяжелой волной в борта да пронзительно крикнет чайка, стрелой падая к воде. А горы, загадочные и древние, бесформенной грудой повисли над рекой, и, кажется, вот-вот упадут в нее.
Стоит на палубе струга великий государь, и смутно на царской душе. Величественны дикие горы. Что-то державное есть в них. Чувствует это царь и хмурится, нервно теребя ус.
И вдруг он увидел орла. Могучая птица парила над самой высокой вершиной, свободно, уверенно, по-хозяйски. Огромные крылья тускло блестели на солнце.
Эта история давно запечатлелась в моей памяти. Только теперь, в век высоких технологий, я решил сделать ее достоянием общественности. Родился и вырос я в Саратове, где проработал 25 лет на местном мясокомбинате. У нас на ул. Рахова было свое жилье, которое мы продали и перебрались в связи с кризисом в Самару, где когда-то жил и работал мой отец. О нем-то в моей истории и пойдет речь.
Папа был нефтяником и работал с трудармейцами в Жигулях. О горах он мог говорить часами, так любил он эти величественные места. Горы, вздымающиеся из воды, покрытые, как камуфляжем, густыми лесами, и отвесные скалы. Овраги, простирающиеся, насколько хватает глаз, и какой-то особенный, чистый воздух придавали этим местам что-то таинственное.
Папа рассказывал много здешних историй и легенд, а я, еще ребенок, заслушивался и представлял себе эти сюжеты, наполненные величием, тайной, загадкой. Об удалых казаках и Степане Разине, о не менее героических строителях нефтяной промышленности и, конечно, о Хозяйке Жигулевских гор.
Несмотря на то, что звезд с неба я никогда не хватал, всегда любил читать об истории родного края. Причем, когда отец переехал в Саратов, и родился я, он с детства прививал мне любовь и к той, другой родине – Самаре и Самарской Луке. Я был счастлив, что, наконец, вернулся сюда. Папа рассказывал много интересного, но одну историю я запомнил особенно хорошо, и сейчас вам ее перескажу. Заранее скажу, что папа любил навести мраку, но в этом месте он брал меня за плечо и говорил: а вот это, Кирилл, чистая правда, слушай. И я слушал.
Было ему 20 лет, жил в Морквашах, куда его после окончания училища направили работать. Занимались геологоразведкой – с группами инженеров и геологов брали пробы грунта в Ширяеве, Морквашах, Отважном, Гавриловой поляне и окрестных селах.
«Сам я тогда был помощником старшего геолога, мы перевозили оборудование с места на место. Начальник у нас был крутой – за опоздание на работу, да и любую другу провинность могли подписать под статью. Да и время такое было – врагов народа расстреливали. Работаю я в среду, и забегает Валька – это мой товарищ, вместе учились, и говорит: «Ты не слышал? Кускова расстреляли!». «Какого такого Кускова, — говорю, — Никогда не слышал». Разводит руками: ему сказала женщина, которая работала в столовой, что ночной сторож слышал отрывок разговора двух гражданских, один из которых явственно сказал: «Сроки горят! А Кускова этого расстрелять». Мы подумали немножко, и решили, что кто-то плохо пошутил. Да и за что расстреливать – знай себе готовь оборудование, да проводи замеры в горах. Да, тогда мы проводили изыскания для строительства Куйбышевского гидроузла.
Были во всех окрестных селах. С местными часто общались. Сидим, пьем чай, а хозяин наш, бородой заросший, давай рассказывать: «В древнюю пору де, казаки здесь правили, и Стенька Разин с ними. Еще тогда знали, что будет народная власть. А атаман их, слышь, клады по оврагам прятал, да по особенным местам: и место заговоренное и клад заговоренный! И никому его не отыскать! Только один способ есть. Птица древняя, орел огромный, над владениями своими пролетает. И в котором месте клад лежит – туда камнем бросается – своим взором видит, значит, что место волшебное, и выклевывает. А орел этот тоже непростой – не беркут какой или пустельга, а с белым хвостом. Вот как.». Слушали мы деда и удивлялись: про атамана и клады мы и сами слышали, а орел и вправду птица умная, может что и чувствует.
Стало работы гораздо больше. Приезжали грузовики, приходило оборудование, а мы мотались по горам, да по долам и в ус не дули – платили нам хорошо. Начальник Егор Иванович рассказал, что для добычи строительного материала в семнадцати километрах к востоку сооружается сеть штолен. А мы поступаем в распоряжение к мастеру-горнопроходчику в село Бахилово. Была там пробная штольня.
Прошло полгода. Всё больше народа трудилось там, за Бахиловой поляной, говорят, что и заключенный ресурс использовали. В сентябре было дело, погода промозглая. Нам дали команду: работы свернуть и прийти на митинг к урочищу Зольное. Приехали мы на митинг, а там вся наша геологическая братия. Начальник подзывает: «Да где вас носит! Нас сам генерал Карбышев поздравить приехал!». Смотрим: стоит человек на возвышении, и поздравляет с успешным выполнением плана, в генеральском кителе, худой, подтянутый. За ним двое чином поменьше, а свита в штатской униформе. Смотрят ястребиным взором, по лицам шарят, а глаза такие цепкие и колючие, аж дрожь берет. В тот вечер, несмотря на непогоду, накрыли столы прямо под сводами деревьев. Накрыли сверху тентами. А мы смотрим вокруг – только дорога проложена, да пара строений капитальных, вроде ангаров. Какой такой план, мы знать не знали. Но за внимание начальства стало приятно.
И пошла работа дальше, как положено. Только вот в один из дней я из кабины вылезаю, а дело было за Бахиловой горой, на плато. Смотрю – птица огромная кружит, с белым хвостом. Как планер, ей Богу. Кружит и кружит, над одним местом в горах, километрах в пяти впереди по дороге. И вдруг – бац – пикирует вниз, как бомбардировщик, и исчезает в лесу. А я тогда без Вальки был, он после смены отдыхал. Вспомнил тут про рассказы старика. «А дай-ка и я клад поищу, может , повезет». И медленно поехал на первой передаче. Дорога узкой полоской шла между деревьев, открывая порой небольшие полянки. Ярко светило сквозь ветви деревьев солнце, бросая изумрудные отблески и слепя глаза.
Благодааать! Вижу неприметный поворотик, а птица как раз в той стороне летала. Поворачиваю, еду, и вижу — бревно поперек дороги, тяжелое, кряжистое. Ставлю машину, иду – и слышу явственно детский плач. Мне становится неспокойно: предчувствуя беду – выбегаю на полянку. Под одним из деревьев – забетонированный куб, сверху не закрытый. Лежит инвентарь рабочий, а никого нет – один только ребенок надрывается, рыдает. Маленький, миловидный, глаза зареванные. Стоит на цыпочках, смотрит в дырку сверху и ревет. « — Малыш! Прекрати реветь! Ты чего? А ну перестань! – Сестрёёёёнка упааалааа! – Как? – Провалиииилась» . Я его успокаиваю, сам подхожу к бетонному кубу. Он мне по пояс, и меня обдает ледяным воздухом. В непроглядной тьме внизу, на самом донышке, метров 300 вниз, мерцает светящийся кругляшок и что-то бежевое. Слышны гул машин и скрежет вагонеток, и, еле слышно, отборный мат. Я медленно поворачиваюсь, сползаю спиной по строению и, достав сигарету, глубоко затягиваюсь. Ребенок все еще смотрит на меня с надеждой и что-то говорит сквозь слезы. Ну а потом вернулись рабочие, и два красноармейца. Меня, конечно, сразу забрали, а ребенка отдельно – его я больше не видел.
Кончилось все для меня благополучно – мне строго запретили об этом рассказывать, взяли подписку, предупредив, что иначе – расстрел. А малыша, говорят, отдали маме. Не знаю, не проверял. Только переехал я после этого в Куйбышев, а после начала войны меня вновь отправили в Жигули – разведывать нефть. Нефть была тогда на вес золота, она сразу на фронт шла. И ведь нашли, и много! А этого я, кроме тебя, никому не рассказывал, даже матери твоей. И ты береги тайну. Что там было — не знаю, но что-то точно есть. Да и геологи из другой партии рассказывали, как сквозь горы кабель какой-то прокладывали. С ними связисты еще работали. А много ли надо для счастья? Знай себе, работай, получай жалованье и детей расти. Только мне тот малыш до сих пор иногда снится. Очень страшно было, понимаешь?
Не знаю, насколько правдивой покажется вам эта история, но я отцу верю. И не потому, что был честный и порядочный человек, просто не мог он такое придумать — другое время, другие люди. По годам получается, что 20 лет папе исполнилось в 1938 году. Читая новые статьи об аномалиях, светящихся шарах и НЛО, вижу, что сейчас люди совсем другими вещами интересуются. Может, и не стоило выкладывать эту историю. Давно все это было.
Мы с семьей часто посещаем Жигули. Ходим, в основном, на гору Верблюд, и в штольни, что к Самаре поближе. На следующих выходных поедем на Стрельную. Говорят, там до сих пор сохранилась одна из нефтяных скважин – покажу ее своим детям, ведь здесь работал их дедушка.»
К.С. Лоновой
