Утес Шелудяк — предание
Давным-давно смыли дожди кровь поверженной вольницы, звери и воронье растаскали нехороненные кости погибших, а древний утес и поныне помнит тот день, будто сеча гремела тут лишь вчера. Вечен утес,в столетья в сравнении с вечностью все равно что минуты в жизни человечьей.
Вот здесь, у самого края пропасти, стоял он, верный сподвижник Разина — Федор Шелудяк. На эту каменную плиту стекала из рассеченного виска алая кровь атамана. Летел над широкою Волгой певучий ветер, раздувая белые паруса облаков.
И ее от потери крови — от буйного посвиста ветра кружилась голова атамана. И рябило в глазах не от мелькания ярких кафтанов врагов — от пляски взвихренных ветром берез, от листвяного неистовства рябило в глазах у молодца.
Метался глубоко внизу пламень костра, разожженного для пыток, и мелко трепетали осины в предвиденье страшных мучений, ожидающих Федора. Но знал Шелудяк: поспешили разводить огонь царские сатрапы — живым не дастся он ворогу. А медлил он над пропастью оттого лишь, что несказанно сладки последние мгновенья свободы, жизни, бесценны последние глотки хмельного весеннего воздуха.
Дважды удавалось ему вырваться из метко наброшенной петли, и вот в третий раз змеей захлестнулась она на груди. Стоглавая вражья орда вспучилась над гранью утеса, смрадной лавиной с хриплым ревом прихлынула к ногам… Ах, если б уцелела верная сабля из синей дамасской стали!
Последним богатырским усилием разорвал Шелудяк петлю-удавку на груди и кинулся вниз — навстречу дико засвиставшему ветру.
Только рано возликовали враги: беззвучно разверзся вдруг камень под телом смельчака, бережно принял его в прохладные недра и снова сомкнулся
перед скованными ужасом стрельцами.
Так спасла удальца Хозяйка Каменных Гор. Но не обрадовался избавленью атаман. Без солнца, без вольницы своей, без звенящих над Волгой ветров стал он чахнуть. Не тешили его ни ласки Хозяйки,ни блескучая роскошь подземных палат,ни обилие редкостных яств на широких каменных столах.
День ото дня стыла кровь молодца, вбирая извечный холод камня. Так и погиб он за толщей гранитных глыб в страстной тоске по горячему солнцу.
С той поры неутешна Хозявка Гор. И по сей день стекают в Каменную Чашу ее прозрачные слезы. Помрачнел и утес, названный именем атамана.
В безлунные осенние ночи тяжко вздыхает он, шелестя жухлой травой, потому что и камню тяжка память о жестокой судьбине героя.
Виктор Балашов
